Запечатала земля-матушка куклу-дживу в ледяные хоромы. Ни пискнуть, ни заплакать: охватил лед живое сердце. Куда же исчезают бесчисленные «доброжелатели»? Почему их шептанья не согревают душу и не досягают весны? Клюет, клюет да поклевывает бумажным носом дятелспасатель, да только бесполезен дурацкий труд его — никакого дела нет оковам ледяным до ковыряний бестелесого горемыки- проповедника, что призраком кочует средь пустых заснеженных полей безрасья меж глыб и скал отрыганных жизнью мотивов «правильности» и «долга». «Дум, — дум, — дум...»,— да все в пустую. «Так, — так, — так...» Да все за зря.

Глядит недвижимым оком слепая морозом душа и спасенья не знает. Кто вызволит ее из чертогов угрюмых? Кто поцелуем вдохнет в нее новую жизнь и надежды? До горизонта до самого, сколь глазом видать, — усеяно поле перстами— монументами, что, гневно грозя, предупреждают смельчака: «Не ищи живое! Не думай про сердце — нет его у тебя! Закон и долг! Долг и закон — вот естество народов. Имя им —- вечность. Клонись, бестрепенье!»

Не ждет сердечко радости. Забыли его. Опровергли. Отставили. Уж и само оно не верит в себя. Убедили. Да и зачем? — все правильно.

Серденько, ау! Душенька моя, где ты? Любовь моя, любовь моя, любовь... Не дозвался. Тогда пошел я к солнышку ясному, братцу сердечному. Преклонил чело да молвил: «Солненько мое, спас душевный! Не суди убийц, пощади злодеев. Рученьками святыми ты коснись чертогов ледокаменных, возвести весну и наполни поля трелями жаворонка. Пусть ручьями станут стены, пусть ромашки устилают дороги, пусть аромат ландышей указывает Путь в дом твой! Доколе еще торчать безмолвным чурбаном тому, кто плоть от плоти твой брат?»

Отвечал мне братец ясный: «Никак не спасти мне дживок усопших, Ведь-то были они светилами сами! И сами могли топить снега и плавить льды. Ос-тупились, надругались, и... смешали божеское с человеческим.

Накликали беду и зима тут как тут. Наставили себе указателей, чтоб никогда не проснуться. Прокляли. Уснули. Вовек ни сыскать ледяным дороги к протеплению...»

Говорило солнышко и слушал я; горело серденько и грелся я; трепеткуло поцелуем по ресницам — прозрел как есть. Кинулся в ноги Любимому, да понесся в земли серые, — то-то теперь братцев оживлю — обрадую!

Летел я через поле кристальное — оглянулся и ахнул: ромашки были принципом. За ними лан-дыши — концепцией. И, наконец, солнце — Путем.

— Эй, вставайте! — гаркнул я.

— У вас есть сердце, —- гремел хор ландышей.

— У вас есть глаза, — пели ромашки.

— Вы живые! — бахнуло солнце и все в мгновение преобразилось: на поле чистом, заленом стояли братья—молодцы и хлопали глазами.

Был ли сон?

Мадху Кришна дас

Главная | Миссия | Учение | Библиотека | Контактная информация | Вьяса-пуджа
Пожертвования